Одна из голицынских мелочей. Оказалось, все курсанты…

Нельзя смотреть в одну точку даже на учениях, нужно тренировать боковое зрение, это должно стать привычкой. Князь попросил позволения пробежать по полосе. Ему разрешили.

Он побежал, и мы видели, что взгляд его стал плавающим, рассеянным; он видел все впереди и все вокруг, он успел бы достать врага, бросившегося сбоку, откуда угодно. Курсанты пожимали плечами: действуем, мол, по утвержденной инструкции. Но сотнями юных жизней платили мы в Афганистане за то, что инструкции пишутся педантичными чиновниками в мундирах, далекими от боевых действий, в которых убивают понастоящему.

Или возьмем штыковой бой.

Вы бьете штыком очень высоко, продолжил Голицын. Получается, кудато в голову. А зачем Нужно целиться в грудь. Я смотрел по телевизору, как учат штыковому бою американских солдат. Со зверским лицом, вероятно, призванным устрашить врага, солдаты изо всех сил вонзают штык в чучело и потом что есть мочи тянут его обратно. Ну хорошо, это все же чучело. А в бою. Если вы вонзите весь штык во врага, вы его не вытащите, и противник, падая, увлечет вас. (Простите за подробность, но вы, мужчины, воины, это ваше дело.) Пока вы освободите свое оружие, вас сто раз убьют. Поэтому еще одна мелочь штык входит лишь на десять сантиметров; поворот штыка и обратно. Все. Это воинская работа, надо ее уметь делать. Голицыны, мои предки, нередко ходили в штыковую как бы втроем, и работали в ритме вальса: раз, два, три, раз, два, три. То один бьет, то другой, то третий. А знаете, не зря, думаю, Цветаева написала: Три сотни побеждало трое. В старину, как еще врага встречали. Становились в две шеренги. И те, что впереди, и те, что сзади, сжимали правыми руками рукоятку одного большого меча и били враз. Представляете, какая двойная разящая сила была в этом ударе Расшибали любую атаку врага, а затем, отбив, сами шли в наступление.